Если вы находитесь в России или планируете в нее возвращаться, вам нельзя репостить наши материалы в соцсетях, ссылаться на них и публиковать цитаты.
Подробнее о том, что можно и нельзя, читайте в карточках.
Этим летом Палестина оказалась в центре внимания не только в новостях, но и на экранах кинотеатров. На двух крупнейших фестивалях, Каннском и Венецианском, показали три фильма — разные по жанру и интонации, но объединенные темой Газы. Кинокритикесса Анна Стрельчук рассказала для DOXA об этих картинах и поговорила с режисссерами двух из них о том, как снимать кино, пока идет война, и зачем вообще это делать.
- ИллюстраторИллюстраторВитя Ершов
- Публикация18 сентября 2025 г.
«Однажды в Газе»: как снимать в условиях блокады с юмором
«Сегодня у палестинцев почти нет свободы передвижения. Чтобы выехать, нужно специальное разрешение. Иногда через Египет, где рассматривают заявки неделями. Потом — долгие часы на КПП, обыски, унижения. Когда-то у нас был международный аэропорт, построенный в девяностые. Израиль разрушил его в начале 2000-х. С тех пор мы в полной изоляции», — говорит Тарзан Нассер, один из режиссеров «Однажды в Газе», абсурдистского боевика, главный герой которого мстит за убийство своего друга. «Первый экшн, снятый в Газе», как его позиционируют создатели.
Братья Нассер сняли свою работу еще до обострения палестино-израильского конфликта в 2023 году, но вышел фильм уже в новых обстоятельствах. Поэтому ироничный тон картины звучит еще более свежо, что даже в аду можно смеяться и любить. «Юмор в Газе — способ не сойти с ума. Это наша защита против абсурда. Иногда правда бывает настолько жесткой, что остается только смех».
При этом, несмотря на тон фильма, в разговоре с DOXA Нассер признается, что его фрустрирует, как мир смотрит на палестинскую проблему будто это абстрактный политический спор. Из-за этого стирается человеческое измерение — люди в Газе лишены права управлять собственной жизнью, отмечает он. У них нет возможности учиться, строить планы, даже просто путешествовать: «Все сводится к гуманитарным запросам — как провести немного еды или лекарств».Раньше Газа напоминала Средиземноморскую ривьеру, говорит Нассер.Сады, розы, чистая вода, пляжи: «Теперь все это отнято. Но именно поэтому мы снимаем фильмы не о политике, а о людях, чья форма сопротивления — продолжать мечтать и любить в условиях, которые созданы, чтобы совершенно лишить надежды».
Общаясь с DOXA, Нассер несколько раз подчеркивает, что кино для него — акт сопротивления. «В мире все ждут переговоров, но переговоры не останавливают убийства. Даже если кажется, что мы бессильны, мы должны продолжать говорить, снимать, делать. Моя мать, каждый день убирающая руины нашего дома, говорит: чтобы выжить, нужно оставаться в чистоте. Это тоже борьба. Для меня кино — это не развлечение, а моральная необходимость. Кино — оружие».
«Голос Хинд Раджаб»: фильм, который рассорил всю Венецию
«Голос Хинд Раджаб» — камерное кино о том, как волонтеры получают звонок от маленькой девочки из-под завалов разбомбленной Израилем машины в Газе и делают все возможное, чтобы спасти ее. Основанный на реальных событиях, фильм стал настоящим откровением Венецианского фестиваля и получил самые долгие овации этого года (23 минуты).
На протяжении фильма мы не видим главную героиню, лишь слышим ее голос. Из этой темноты постепенно выстраивается образ девочки, оказавшейся в аду войны. В финале — реальные кадры трагедии и портрет настоящей пострадавшей. Несмотря на то, что некоторые критики окрестили фильм «пропагандистским», он, кажется, намеренно отталкивается от голоса, в противовес феномену изображения, которым как раз обычно оперирует пропаганда.
Подлинные записи звонков палестинская правозащитная организация «Красный полумесяц» опубликовала зимой 2024 года. А фильм по их мотивам сняли за три недели в Тунисе, почти целиком внутри воссозданного диспетчерского центра. Палестинские актеры играют операторов, а действие разворачивается в пределах комнаты — режиссерка сознательно избегала использования шокирующих кадров.
На Венецианском фестивале фильм получил приз жюри, хотя изначально ему вовсе пророчили главную награду. По слухам, кинорежиссер Александр Пайн, возглавлявший жюри, категорически отказался давать пальмовую ветвь «Голосу Хинд Раджаб», из-за чего церемония началась позже обычного.
В целом, в этом году Пайн выделил довольно «безопасные» картины, оставив в тени «Нет другого выбора» Пака Чан Ука, «Бугонию» Йоргоса Лантимоса, «Франкенштейна» Гильермо дель Торо и другие произведения с более политической повесткой, как раз полюбившиеся критикам.
Но даже если фильм Каутер Бен Хании несовершенен как документ, его форма кажется очень самобытной. Это кино коммуницирует с широким зрителем на эмоциональном уровне и прежде всего обращает внимание на один-единственный голос, который должен быть услышан, — девочки по имени Хинд Раджаб.
«Положи свою душу на ладонь и иди»: как кино возвращает голос
Если Нассеры говорят о выживании с помощью юмора, то иранская режиссерка Сапиде Фарси для этого обращается к памяти. Ее работа рассказывает о Фатме Хасуне, палестинской фотожурналистке, убитой израильской армией незадолго до начала Каннского фестиваля, где и состоялась премьера фильма. Фарси превращает слабый телефонный сигнал в мощную визуальную метафору хрупкой связи, которая оказывается сильнее оружия.
После 7 октября режиссерка поняла, что медиапотоке нет главного — голоса самих жителей Газы. В Каире она встретила палестинский беженцев, которые рассказали ей о молодой журналистке, оставшейся на севере Газы. Тогда Сапиде связалась с ней онлайн: «С первой же беседы стало ясно, что она — центр фильма. Ее речь, ее энергия, ее смех, ее упрямство — я не могла перестать слушать».
Фильм действительно строится на словах Фатмы, ее жестах и мимике, ее жизненной энергии, говорит Фарси в разговоре с DOXA: «Она часто повторяла: “Это просто война. У нас всегда так”. Я каждый раз возражала: “Нет, это не нормально”. И это напряжение — между ее стойкостью и моей настойчивостью — стало нервом фильма».
По словам Сапиде, Фатма часто говорила: «Мы привыкли…, но никогда не привыкнем». Эта формула — об ужасной пластичности человека, который учится жить даже в невыносимом. Вскоре Фатму убили точечным ударом. «Почему именно ее — я не знаю и, возможно, никогда не узнаю». Режиссерка вспоминает, как Фатма рассуждала о своей возможной гибели:
«Если я умру, пусть это будет громко».
И ее смерть действительно стала заметной — ее имя звучало даже на церемонии открытия Каннского фестиваля. Но, говорит Фарси, это самая горькая цена: чтобы мир обратил внимание, должна погибнуть 25-летняя девушка.
После ее смерти фильм стал восприниматься иначе. «Люди выходят из зала в слезах. Однако, это все тот же самый фильм. Я ничего не изменила в нем, только добавила ее фотографии и наш финальный разговор, в котором я сообщаю, что фильм взяли в Канны. Я всегда слышу ее голос: “И это пройдет”».
В работе над фильмом Фарси сознательно отказалась от «чистого» изображения. «Я снимала экран телефона, не протирая его. Мне нужен был шероховатый слой — пиксели, сбои, зависания. Все это стало метафорой связи: хрупкой, прерывающейся, но живой. Иногда лицо Фатмы застывало в кадре, и оно выглядело как живопись. Эта несовершенность передавала то, чего не скажут HD-камеры: хрустальную уязвимость и расстояние между нами», — рассказывает Сапиде.
При этом режиссерка отмечает, что сознательно не включала самые ужасающие кадры, потому что хотела сделать не хронику разрушений, а портрет женщины: «В центре — ее лицо, ее голос, ее смех. Ее надежда. Потому что именно это важнее всего. Для меня самым важным уроком стало ее достоинство. Она ни разу не пожаловалась. Даже в самые темные моменты держалась за надежду. И это то, чему я учусь у нее».
